Новость о национализации Приватбанка в конце прошлого года стала громом среди ясного неба. Ни СМИ, ни общество до последнего не верили, что слух окажется фактом. Однако это произошло, и 18 декабря коммерческий банк Игоря Коломойского стал государственным.
Дмитрий Дубилет проработал в "Приватбанке" шесть лет. В последние годы был IT-директором банка. Разработанное в компании мобильное приложение "Приват24" стало самой популярной в Украине системой онлайн-банкинга. Сейчас Дубилет опекает волонтерский проект iGov, параллельно запуская с бывшими "приватовскими" коллегами ИТ-компанию Fintech Band, которая будет предоставлять ИТ-услуги украинским и зарубежным банкам. Планирует будущее и анализирует прошлое.
Мы встретились с Дубилетом, чтобы узнать, что значит для него день национализации крупнейшего банка, и какие последствия это может за собой повлечь.
— Какие эмоции вы испытали в тот день, когда узнали, что национализация "Приватбанка" – это уже факт, а не досужие домыслы журналистов?
— До последнего момента, конечно, отказывались верить. Потом было ощущение тотальной несправедливости. Следом пришли более прагматичные чувства — страх, что можно не удержать ситуацию, и банк рухнет. Не все понимают, насколько все было близко к краху, когда банк на промежуточном этапе перешел к Фонду гарантирования вкладов. Реально все могло остановиться и уже не запуститься. Наша команда сделала большую работу по тому, чтобы этого не случилось.
— Как раз в этот период вы написали один из самых эмоциональных постов, когда счета юрлиц на следующий день после национализации так и не разблокировали, хотя и обещали. Вы написали, что "такого унижения еще никогда не испытывали". Что вы имели в виду?
— Возможно, "унижение" было слишком эмоциональным словом… Речь шла о том, что Фонд гарантирования вкладов начал выпускать страшные приказы — остановить карточные транзакции, счета юрлиц, POS-терминалы, выплаты депозитов и т.д. У Фонда есть стандартный набор приказов, которые они выпускают, когда входят в банк. Но тут была специфическая ситуация: банк же не ликвидировали, а планировали через пару дней передать дальше Минфину. Если бы приказы были выполнены хотя бы частично, клиенты банка всех бы просто снесли.
— Кто принял решение оказывать Фонду гарантирования вкладов сопротивление?
— Ну не то чтобы мы оказывали сопротивление... Мы просто попросили всех сотрудников очень формально отнестись ко всем приказам Фонда. Хотите остановить выплату депозитов? Пожалуйста, только напишите ТЗ (техническое задание — Прим.ред.), проведите его через все процедуры… Мне кажется, Фонд и сам был не против, чтобы его приказы не выполнялись. Но не выпускать эти приказы они просто не могли.
— Кто из первых лиц вмешался в процесс, чтобы не допустить кризис?
— Если я правильно понимаю, в какой-то момент был вовлечен премьер-министр Владимир Гройсман. Мы попытались до него донести мысль о том, что если счета не будут срочно разморожены, то все может рвануть.
Еще мы с Олегом Гороховским (экс-первый замглавы правления "Приватбанка" — Прим.ред.) пережили страшноватый момент в конце того дня. Мы брели по банку без задних ног, когда встретили Наталью Соловьеву (главу временной администрации Фонда). Она решила нас припугнуть и сказала: "Ну все! Банк таки будет ликвидирован! Передача его Минфину сорвалась!". Нас чуть инфаркт не хватил! Но потом мы, конечно, поняли, что это был блеф.
— Когда вы узнали, или почувствовали, что вскоре "Приватбанк" будет национализирован?
— Само собой, новость не стала полной неожиданностью. Мы же не жили в вакууме, мы тоже читали новости, примерно понимали, какие переговоры ведутся с НБУ.
— Слышали, но категорично опровергали до последнего дня.
— Согласитесь, было бы странно, если бы топ-менеджмент "Привата" вышел и сказал: "Да, возможно, будет национализация!". Едва бы мы сказали хоть что-то отличное от тезиса "национализации не будет", вкладчики тут же бросились бы в банк, и он бы рухнул. Вместе с экономикой, страной и всеми нами. Мы просто не имели права говорить что-либо другое.
Впрочем, замечу, что мы рьяно опровергали возможность национализации на ранних стадиях, начиная с 2015 года, когда Онищенко зарегистрировал свой пресловутый законопроект, за которым последовала информатака "Интера" и первая волна паники. А на самом последнем этапе мы в своих коммуникациях напрямую старались ее не опровергать... Мы лишь пытались аккуратно объяснять населению, что даже если будет национализация, вкладчики не пострадают.
— За неделю до даты национализации мы написали материал, где (со ссылкой на источник) сообщили о том, что вот уже к концу недели все будет объявлено. Тогда экс-заместитель Олег Гороховский, мягко говоря, сказал, что мы сильно ошибаемся. И так делали все. Менеджмент до последнего жестко отбивался от любых версий национализации.
— Согласитесь, что на протяжении нескольких лет до национализации почти все СМИ чуть ли не каждую неделю ссылались на свои источники и сообщали о скорой национализации. Учитывая, что это приводило каждый раз к волнам паники, само собой, всех нас это сильно беспокоило.
Люди начали писать мне на Facebook, что, мол, я обманщик. Знал, что будет национализация, и не говорил! Они винили меня, Олега Гороховского в том, что произошло. Я объяснял, что у нас ответственность, что мы управляем большим банком. Помню момент, когда мы решили полностью поменять пароли на FB. Я понимал: если потеряю Facebook, если меня кто-то взломает и что-то напишет от моего имени о национализации — банк рухнет.
— Вы не переоцениваете силу одного поста Facebook?
— Facebook — источник новостей для СМИ и место, где концентрируются лидеры мнений. Одно дело, когда слухи просачиваются из абстрактных источников. И совсем другое, когда топ-менеджмент дает понять, что национализация может произойти. Любое слово о национализации в тот момент привело бы к "минус" $100 млн вкладов. Два слова — конец всему. Тогда нам всем нужно было бы эмигрировать в Центральную Америку, потому что здесь были бы руины.
— Есть две трактовки случившегося. По одной из них, Петр Алексеевич — хороший парень, который "отжал" банк у олигарха, который монополизировал банковский рынок, довел до операционных убытков в десятки миллионов гривен и оформил кредиты на инсайдеров, то есть на структуры бизнесмена Игоря Коломойского. Из второго толкования получается, что это бывший акционер Коломойский — самый умный, всех переиграл, потому что по-факту переложил на государство "дырявый" банк, а на украинцев — свои долги. Так кто молодец в этой истории?
— Я часто слышал такую мысль. Мол, это все "договорняк", невозможно, чтобы Коломойский просто так взял и отдал банк. Люди говорили: "Почему тогда он все не отключил? Есть же ведь какая-то условная "красная кнопка", и если бы это был не "договорняк", он бы ее использовал".
— А была "красная кнопка"?
— "Красной кнопки" не было.
— Она вообще существует в "Приватбанке"? Что подразумевается под этими словами?
— "Красная кнопка" — это то, на что можно нажать, чтобы все отключилось. Но с ней, как с атомным оружием: ты можешь им владеть, но кто решится его запустить? С другой стороны, даже если бы Коломойский нажал на "кнопку", вернее, поручил бы мне, как IT–директору это сделать, то есть отключить систему, в какой Вселенной я бы на это согласился? Я бы никогда в жизни не взял на себя такую ответственность и не отключил бы, например, процессинг. Хотя, насколько я понимаю, таких планов у Коломойского и близко не было.
— Вы в этом уверены?
— Ни акционеры, ни кто-то из моих подчиненных этого бы не допустил. Из-за нежелания превращать страну в руины. Плюс из элементарных соображений самозащиты: после такого из Украины нужно было бы сразу улетать в Гондурас или какую-нибудь Вануату.
— Приложение "Приват24" работает на операционной системе, которая не принадлежит "Приватбанку". Может быть, это и была та "красная кнопка", которую, кстати, не обязательно должен был нажимать именно Коломойский?
— Смотрите. IT-системы очень сложные, там множество компонентов, которые предоставляются различными компаниями. Процессинг, например, работает на программе "Компас", которая разрабатывалась в Магнитогорске. В наших системах есть еще лицензии от Oracle, Microsoft, а размещаются они на серверах HP, Hitachi, IBM… Но нельзя же при этом сказать, что Приват24 принадлежит HP?
Много лет назад в нашем банке зародился проект Corezoid. Благодаря ему наши ИТ-системы стали дешевле и гибче. Сначала мы разрабатывали ее для внутреннего использования, но затем она оказалась такой крутой, что мы начали продавать ее внешним компаниям по всему миру. Например, глобальному офису Western Union. В итоге ПриватБанк стал просто одним из клиентов Corezoid.
Corezoid имеет очень понятное ценообразование. Использовать его для выкручивания рук новому руководству ПриватБанка как минимум нецелесообразно, так как это разрушит потенциально миллиардный бизнес Corezoid.
— Давайте конкретизируем. Кому принадлежат права на "Приват24"?
— "Приват24" принадлежит государству. Никаких бекдоров в этой программе нет. Новое руководство и вкладчики банка продолжают в ней работать, и мы к ней уже никакого доступа не имеем. Если новое правление захочет там что-то обновить, оно вступит с нами в такие же отношения, как Western Union, например.
— С "нами"?
— Конкретно, с Александром Витязем (бывший зампред правления и руководитель Центра электронного бизнеса "ПриватБанка" – Прим.Ред.). Он продает эту систему и Western Union, и многим другим украинским банкам.
— Между бывшим руководством банка и НБУ идет постоянная дискуссия на тему о числе инсайдерских кредитов. Представители НБУ говорят о 97% из-за чего и возникли финансовые проблемы. Бывший менеджмент – о гораздо меньших цифрах. Почему вы считаете, что НБУ не право?
— Я не глубоко понимаю эту тему, потому ничего нового сказать не могу.
— Консультируете ли вы сейчас "Приватбанк" в частном порядке?
— По некоторым вопросам. Мы все переживаем, что с банком что-то случится. Поэтому всячески помогаем и старым коллегам, которые остались работать в банке, и новым менеджерам. Надеюсь, на следующей неделе мы встретимся с Александром Шлапаком (новый председатель правления "Приватбанка" —Прим.Ред.). Планируем обсудить с ним iGov.
— А что это за проект и как он соотносился с вашей работой в "Приватбанке"?
— iGov — это портал государственных услуг. Волонтеры iGov помогают государству запускать свои услуги в электронной форме. Например, регистрация юрлица, СПД, получение субсидии или пособия на ребенка, загранпаспорта, всевозможных справок и т.д…
iGov — это не коммерческий проект, и, что важно, это не проект "Приватбанка". Банк был одним из спонсоров проекта, равно как и более двадцати других компаний, чьи логотипы можно увидеть на портале. Но из-за того, что моим основным местом работы был банк, некоторые считали, что это банковский проект. Теперь же я могу не бояться этих ассоциаций и могу попробовать больше использовать мощности "ПриватБанка" для развития iGov.
— Как это? Объясните, о чем идет речь.
— Например, выставить iGov в "Приват24". Чтобы прямо в Интернет-банке можно было заказывать государственные услуги.
— Как давно вы занимаетесь iGov?
— Два года назад я и ряд других ИТ-специалистов начали бесплатно помогать государству запускать государственные сервисы в электронной форме. Всего наше государство оказывает более тысячи услуг гражданам и бизнесу. Наша миссия состоит в том, чтобы как можно больше переводить эти услуги в интернет.
Таким образом мы, во-первых, боремся с коррупцией. Во-вторых, повышаем производительность госслужащих. Да и гражданам намного удобнее получать сервисы онлайн, чем ходить по кабинетам.
— Как на местах реагируют на вашу инициативу?
— Мэры и губернаторы в основном очень позитивно относятся к проекту. В Кабмине, к счастью, практически все министры тоже за проект.
Есть, правда, проблема. Чаще всего первые лица перепоручают нас на своих подчиненных. А у тех уже могут быть свои интересы. Где-то просто ревность. Где-то банальные откаты. У тебя гранты на десятки миллионов долларов, а тут приходят какие-то волонтеры и предлагают сделать все бесплатно.
— И часто вы с таким сталкиваетесь сейчас?
— Да, постоянно. IT – это вообще популярная тема для выделения грантов. И то, что их все чаще используют неэффективно — притча во языцех. Все это понимают. Мало того — сами европейцы это стимулируют.
— Объясните.
— Они говорят: мол, мы вам выделяем грант, но вы эти деньги должны потратить на наших IТ-специалистов. Это же не просто кэш, который тебе передают в чемодане, и трать его, как хочешь. Есть определенные обязательства. Но в первую очередь, гранты используются неэффективно, потому что наш государственный аппарат не такой эффективный, как хотелось бы. Мягко говоря.
— Многие бизнесмены сейчас потихоньку переводят счета своих предприятий из "Приватбанка" в другие финучреждения. Не потому что боятся, что "Приватанк" развалится, а потому что опасаются системного мониторинга со стороны государства их счетов, транзакций, связанных лиц и т.д. Обоснованы ли эти страхи?
— Я не знаю.
— Когда вы работали в банке, лично у вас были права на то, чтобы посмотреть, например, как часто я перевожу деньги Светлане?
— Да, выделенные ИТ-специалисты, само собой, имеют доступ ко всем данным. Для рядовых сотрудников действовал ряд ограничений.
— Какой режим действовал для просмотра счетов VIP-клиентов?
— Чтобы получить доступ к счету, нужно получить прямое согласие клиента: либо сделать фото с ним, либо получить подтверждение через СМС-пароль.
— Однако теперь банк стал государственным, и чисто теоретически эту базу данных можно синхронизировать с базами фискальной службы, а параллельно подключить к ней СБУ, допустим, НАБУ.
— Я никогда не работал в госструктурах, не знаю.
— Вот, скажем, присылает вам СБУ запрос, что по решению суда, вы обязаны дать информацию о движении средств по счету клиента.
— Мы предоставляли такую информацию. Но это случалось редко.
— Редко — насколько?
— Сотни случаев в год, если я не ошибаюсь. Не тысячи.
— А если, предположим, НАБУ захочет изучить, из каких источников наполняется счет фигуранта из е-деклараций, вызвавший у них подозрение, могут ли они они использовать для этого сервис "Приватбанка", в котором есть счет этого человека?
— Формально или неформально?
— Как угодно.
— Формально — от того, что банк стал государственным, возможность рыться в счетах никак не изменилась. Насколько я понимаю, процедура одинаковая, независимо, речь о государственных "Привате" или "Ощаде" или, например, об "Авале".
— А неформально?
— Я не знаю. Ну, скажем так: если в "Приватбанке" отменят полиграф, вероятность мошенничества возрастет. Появятся сотрудники, которые станут злоупотреблять своими правами доступа.
— А что — есть перспектива того, что полиграф отменят?
— Кто знает. Но если отменят, это будет плохо. Потому что очень много бизнес-процессов завязано на честность топ-менеджмента. А в банковской сфере злоупотреблять можно будь здоров: начиная от IT-закупок с миллиардными бюджетами, в которых 2% на откатах заработал — и уже миллионер, и заканчивая выдачей кредитов. Посмотрите, как наши госбанки выдают кредиты.
— В окружении Коломойского есть шутка, что темными тихими вечерами бывший акционер путешествует по личным "банковским кабинетам" в системе "Привата" своих врагов, изучая их психологический портрет, вкусы и привычки — что покупает, как передвигается по миру, в каком ресторане рассчитывается карточкой, кого спонсирует, на чьем довольствии живет. Это возможно? Был ли такой доступ у акционера раньше?
— Это же сложно. Нужно заходить в программные комплексы...
— То есть, формально он доступа не имел?
— Конечно, нет.
— Но он мог обратиться к кому-то, если хотел?
— Наверное, теоретически мог. Но я не слышал, чтобы обращался.
— Давайте еще раз уточним. То есть залог невмешательства в дела клиента это — полиграф и соблюдение формальных процедур?
— Да.
— А если у меня возникнет подозрение, что процедура нарушена, и кто-то следит за мной по счетам, что мне делать?
— Я могу сказать, как это работало до национализации. Бывало, что какой-то сотрудник за взятку или просто ради интереса зашел и посмотрел выписку счета клиента. Такие случаи достаточно редко, но были. Мы получали сигнал — лично от вкладчика или через call-центр — и увольняли виновного. Абсолютно все запросы на просмотр выписок, например, логируются, поэтому достаточно легко посмотреть, кто где бродит.
Ключевой элемент безопасности — топ-менеджмент банка, у которого должна болеть душа за то, чтобы не было злоупотреблений. Есть ли такие менеджеры сейчас в команде, я не знаю. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, к кому обращаться, если возникли подозрения, я не знаю. Как минимум – позвонить в call-центр. Конечно, ваше заявление примут, но как теперь система будет реагировать на такой сигнал, с тем же ли трепетом, как раньше, не берусь судить.
— Когда банк национализировали, вы написали у себя на странице в Facebook, что "под управлением государства банк вряд ли будет развиваться. Но я уверен, что он будет держать планку, на которую мы вывели банк за все эти годы". Вы не верите в новый менеджмент? Как вы вообще оцениваете уровень профессионализма нового руководства банка?
— Наверно, это прозвучит нескромно, но я считаю, что "Приватбанк" обогнал многие другие украинские банки на годы вперед. Мы ведь и в мире считались одним из главных новаторов. Даже если банк сейчас полностью остановит свое развитие, и вообще не будет ничего нового внедряться, потенциала хватит еще лет на пять.
Кроме того, насколько я понимаю конъюнктуру, многие банки сейчас вполне осознанно не развиваются. С текущим положением экономики и с текущей регуляцией всем не до развития.
Но, повторюсь, я не работал с новым руководством банка, не могу судить о профессионализме новой команды. Тот же Шлапак производит очень хорошее впечатление.
— Вы сейчас отыгрываете ваше заявление перед планируемой встречей со Шлапаком.
— Понимаете, есть шаблон, что государственные структуры работают менее эффективно, чем коммерческие. Потому что и качество менеджмента ниже, и руки у них могут быть связаны больше. Когда мы выбирали между тем, чтобы перестраховаться по поводу закона или запустить какой-то новый сервис для клиентов, мы выбирали второе. Придумывали, как это юридически обосновать, и запускали. Хотя всегда найдется пять юристов, которые скажут – нет-нет, вы что, это невозможно. С iGov, кстати, происходит то же самое. Наверно, такой принцип теперь соблюдаться не будет: руководство скорее будет перестраховываться, а значит, развитие застопорится.
— По нашей информации, Коломойский сейчас обеспокоен безопасностью людей, которые ставили подписи под ключевыми кредитными документами по связанным лицам, и в том числе он рассматривает возможность помочь им, если понадобится, обезопасить себя не в нашей стране.
— Мне об этом ничего не известно. И я очень надеюсь, что такого не будет. Никаких предпосылок к этому, допросов или уголовных дел нет, насколько я знаю.
— Насколько велика вероятность, что это может случиться?
— В нашей стране, конечно, можно всего опасаться. Насколько я понимаю, даже если нет прямого распоряжения сверху завести какое-то дело, оно может "завестись" на среднем или нижнем уровне ради банального вымогательства денег.
— Из первоначальной команды топ и миддл-менеджмента какое количество людей осталось работать в государственном "Приватбанке"?
— Топ-менеджмент ушел весь. Midle-менеджмент — осталось около 95%. Насколько я понимаю, еще многие сейчас ищут работу.
— Отчасти это желание обусловлено слухом якобы о том, что новый менеджмент собирается перевести head-office из Днепра в Киев. Вам что-то известно об этом?
— Надеюсь, это слух. Потому что если head-office банка переедет в Киев, они растеряют практически всех. Head-office всегда находился в Днепре, и если сотрудникам предложат переезжать в Киев, они скажут "спасибо, до свидания" и перейдут работать в какую-то ИТ-компанию в Днепре. В head-office работает несколько тысяч человек. Семьи, дети, родители – все находится в Днепре. Переезд в другой город — судьбоносное решение для многих, и по пути можно растерять очень много людей.
— А где сейчас расположен кабинет Александра Шлапака — в Днепре или в Киеве?
— Он сейчас между Киевом и Днепром, насколько я знаю.
